Биография
Москва, типография В. Готье, 1860 г.
Житие преподобного Макария Оптинского (Иванова)
Дни памяти:
24 октября / 20 сентября
Старец Макарий. Сотаинник и ученик первого Оптинского старца Льва, наставник великого Оптинского старца Амвросия. Моложе отца Льва на 20 лет и старше отца Амвросия на 24 года. Промысел Божий не оставлял Оптину без старцев, они как бы передавали эстафету друг другу. Были они разными и похожими одновременно. Объединяла их благодать, любовь Христова.
И каждый, между тем, имел свои особенности: благодать не отменяет индивидуальные черты характера, особенности темперамента, но придаёт им возвышенность и духовность, как огранка бриллианту. Волевой, сильный, решительный отец Лев, преодолевший все нарекания, гонения, клевету, как ледокол, очистивший фарватер для своих чад. Живой, ласковый, весёлый старец Амвросий, дары которого напоминают великих старцев прошлого, воскрешавших умирающих и исцеляющих безнадежных. И старец Макарий между ними — « с чистой, любвеобильной и смиренной душой, редкое соединение простоты, тихости и смирения, делавшее его доступным всем и каждому».
Эти слова написал о нём с любовью чадо старца, архимандрит Леонид (Кавелин). Вот каким он увидел отца Макария: «Среднего роста, весь седой, одет летом в мухояровую поношенную ряску и башмаки, зимой — в весьма поношенную, крытую темно-зеленым драдедамом, шубку, с костылем в одной и четками в другой руке. Лицо — ничем не поражающее с первого взгляда, вовсе не красивое (по обыкновенным понятиям о физической красоте), даже несколько неправильное, с печалью постоянного углубления в себя, следовательно, на вид более строгое, нежели ласковое».
Путь преподобного Макария к монашеству был простым и прямым. Он остался послушником в монастыре Площанской Пустыни, приехав туда паломником в возрасте всего 22 лет. Господь, по-видимому, с самого начала предназначил к иноческому пути его юную и чистую душу, и у него не было ни метаний, ни сомнений. Он как бы с младенчества к этому пути был предуготовлен.
Ещё с тех пор, как слышал он слова своей любимой матери, которая не раз говорила о тихом и кротком Мишеньке: «Сердце моё чувствует, что из этого ребёнка выйдет что-нибудь необыкновенное». Старец Амвросий, блестяще образованный, живой, остроумный, душа компании, с трудом уходил из мира. А отец Макарий, рано потерявший любимую мать (в пять лет), любил уединение, много читал, особенно духовные книги. Находил утешение в игре на скрипке. Не поддерживал попыток родных женить его, да и не имел к этому стремления. Душа его искала других радостей — духовных.
Этому способствовали и его семейные корни. Прадед его, Иоанн, после смерти жены, стал иноком. Дворянская семья Ивановых проживала в Орловской губернии и отличалась благочестием. Отец, коллежский асессор, Николай Михайлович Иванов, и мать, Елизавета Алексеевна, назвали сына в честь святого князя Михаила Тверского. После Мишеньки в семье было ещё четверо детей. Жили они недалеко от Оптиной Пустыни, в окрестностях Калуги, рядом с Лаврентиевым монастырём. Часто посещали монастырские службы и окормлялись у монашествующего духовника, архимандрита Феофана.
«Имея перед глазами тихую иноческую обитель, из которой ежедневно доносился звон колоколов, призывающий иноков к молитве, возрастал будущий инок и молитвенник, ещё тогда неведомый миру»,- так описывал современник старца первые впечатления ребёнка.
Когда мама ребёнка заболела, семья переехала в город Карачев, где Миша учился в школе. В четырнадцать неполных лет он уже начал работать бухгалтером, отлично справляясь с этой нелёгкой должностью. После смерти отца уехал в деревню.
С точки зрения коммерческой, особо имением не управлял: за прибылью не гнался. Позднее он напишет о своём понимании счастья: «Жизнь, проходимая с чистой совестью и со смирением, доставляет мир, спокойствие и истинное счастье. А богатство, честь, слава и высокое достоинство нередко бывают причиною многих грехов, и не доставляют счастья».
Поэтому юноша не искал богатства, не пытался сделать карьеру, не гнался за миражами светского успеха. Читал духовные книги, играл на скрипке, любил поработать в столярной мастерской. К крестьянам относился с любовью, никогда не наказывал. Когда они как-то украли у него гречиху, вместо наказания вразумлял их примерами из Священного Писания. Родные смеялись над Мишей, но были поражены, когда мужики вдруг искренне покаялись и пали на колени перед юношей.
После прихода в монастырь, Михаил отказался в пользу братьев от своей доли наследства, попросив лишь построить часовню на могиле отца. В монастыре он нашёл отраду своей души. Позднее старец писал о монастырях:
«Обиталища сии — монастыри — не изобретение человеческого ума, но Дух Святой, через богодухновенных Отцов, установил жительство сие для тех, кто позван будет Богом или из любви к Нему, или по причине множества грехов своих».
А отвечая на вопрос своего чада, почему, находясь в миру, она испытывала спокойствие, а в монастыре это спокойствие сменилось на духовную брань, старец разъяснял:
«Хорошо, что ты познала, что спокойствие, на которое ты опиралась в мире, непрочно и ненадежно. А притом и то знай, что ты, живя в монастыре, находишься на поприще брани, как духовный воин, и раны принимаешь, и венцов сподобляешься, а удаляясь с сего поприща, уже и не имеешь брани, и мнишь, будто имеешь спокойствие, но оно ложно, ибо скоро может превратиться в свирепую бурю. Итак, благодари Бога, призвавшего тебя на сей путь и обучающего во бранях».
В Площанской Пустыни молодой послушник изучил церковный устав и нотное пение, помогал в письмоводстве. Михаил хорошо знал, как велика роль духовного руководства для духовного преуспевания. Позднее, став старцем, он напишет: «Достижение спасения точно состоит в приобретении руководителя и отсечении своей воли и разума». Святые отцы говорили: «Лучше жить с духовником на торговой площади, чем одному в пустыне». И ещё: «Духовное сиротство тяжелее плотского».
Промысел Божий, видимо, неслучайно привёл Михаила именно в этот монастырь. В то время в Площанской Пустыни подвизался ученик великого старца Паисия Величковского, Афанасий. Он и стал наставником Михаила. У отца Афанасия было много переводов аскетических творений древних отцов монашества, сделанных преподобным Паисием. И молодой послушник получил доступ к таким сокровищам! Позднее эти книги перейдут в Оптину и будут изданы в переводе со славянского на русский.
Первый наставник старца Льва, схимонах Фёдор, тоже был учеником Паисия Величковского. Как отец Фёдор передавал своему ученику, будущему старцу Льву, наставления великого Паисия Величковского, так же и отец Афанасий учил будущего старца Макария таким духовным понятиям как непрестанная молитва, очищение сердца, откровение помыслов. Получив в самом начале своего духовного пути правильное и одинаковое духовное направление, отец Лев и отец Макарий позднее были сотаинниками и пребывали в редком единодушии.
Через пять лет после поступления в монастырь, в 1815 году, молодой послушник принял монашеский постриг с именем Макария в честь преподобного Макария Великого.
В эти годы он совершал паломнические поездки. Пешком, с посохом, ходил в Киево-Печерскую Лавру. Побывал в знаменитой Глинской Пустыни, где познакомился со старцем, игуменом Филаретом. Ездил в 1824 году в Ростов на поклонение к мощам Святителя Дмитрия Ростовского, побывал и в Оптиной Пустыни. В то время старца Льва ещё не было в Оптиной, он приедет туда вместе с шестью учениками только в 1829 году. Но встреча их с отцом Макарием, которая определила всю его дальнейшую жизнь, была уже близка.
В 1825 году умирает наставник Макария, отец Афанасий. Но иеромонах Макарий уже зрелый духовно человек: 15 лет в монастыре, 10 лет мантийного пострига. Да и не только в годах дело. Созревание духовное идёт у людей с разной скоростью. Отец Макарий ещё молод, ему нет и сорока лет, но духовно он возрос настолько, что это явно окружающим. И его назначают духовником Севского девичьего монастыря. Так начинается его пастырская служба духовника.
Видимо, отец Макарий чувствовал своё духовное сиротство, потеряв наставника. На его молитвы Господь, Которому «вся возможна суть» посылает ему судьбоносную встречу. В Севскую обитель приезжает отец Лев со своими учениками. И, хотя их совместное пребывание было недолгим, но после отъезда старца Льва, между ними завязалась переписка, которая закончилась переездом отца Макария в 1834 году в Иоанно-Предтеченский скит Оптиной Пустыни.
Преподобный Лев вёл старческое окормление братии и принимал всех страждущих, немощных, больных. Исцеляя душу, он врачевал и плоть. Многих людей он спас от смерти телесной, но ещё больше от смерти духовной — спас их душу. Прозорливость старца, его духовное ведение, дар исцеления, примеры чудес, которые совершил он при помощи Божией, занимают целые тома книг.
Хотя отец Лев считал отца Макария духовным другом, сотаинником, но, уступая его смиренным просьбам, обращался с ним как с учеником. Преподобный Макарий был рядом с преподобным Львом до самой его смерти, с 1834 года по 1841 год. Отец Макарий полностью вверял свою волю наставнику, не дерзая предпринимать что-либо без его благословения.
Семь лет преподобные старцы Лев и Макарий руководили духовной жизнью братии и многих тысяч людей. По сравнению с отцом Львом, отец Макарий был более мягкого склада души. Также он был исключительно скромный. Его чада свидетельствовали о нём: «Про него без колебаний можно сказать то же, что было сказано про соименного ему подвижника авву Макария Великого: «Он, как Бог, всех покрывает любовью». И сила этой любви настолько привлекала к нему сердца всех, что мы готовы были не отходить от него, чтобы всегда наслаждаться светлым его лицезрением и сладкою беседою богоглаголивых уст его».
Вместе с отцом Львом они «вынянчили» великого старца Амвросия. После смерти отца Льва вся тяжесть духовного руководства легла на отца Макария. Тихая радость о Господе никогда не покидала его. Господь даровал преподобному Макарию дар духовного рассуждения. Каждому приходящему к нему на откровение своей совести он подавал врачевство, приличное немощи. Его смиренное слово было и словом действенным, словом со властию, ибо оно заставляло повиноваться и верить неверующего. Смирение проявлялось во внешности преподобного, в виде его одежды, в каждом движении. Лицо его было светло от постоянной Иисусовой молитвы, творимой им, оно сияло духовной радостью и любовью к ближнему.
Известен такой случай: к преподобному Макарию привели одного бесноватого, который ничего ранее о старце не знал и никогда его не видел. Бесноватый, бросившись к приближающемуся старцу с криком: «Макарий идет, Макарий идет!», ударил его по щеке. Преподобный тут же подставил другую щеку, а больной рухнул на пол без чувств. Очнулся он исцеленным. Бес не смог перенести великого смирения старца.
Вот каким его запомнили в то время его чада: «Старец был огромного роста, с лицом некрасивым, со следами оспы, но белым, светлым, взгляд был тих и полон смирения. Нрав его был чрезвычайно живой и подвижной. Память прекрасная: после первой исповеди на всю жизнь запоминал он человека. Но косноязычие и нехватка дыхания при разговоре — смущало его всю жизнь. Одет был всегда бедно. Зато был прозорлив: первый раз видя человека, называл его иногда по имени, прежде чем тот представлялся. Отвечал иногда на письменные вопросы, прежде их получения, так что писавший получал ответ на письмо, час тому назад посланное».
Письма не сходили со стола его. Окончив утреннее скитское правило, он начинал писать, но двери кельи были отворены для всех приходящих, кроме того, время от времени возвещали, что просят его выйти к воротам. Старец выходил; возвратившись, опять принимался за перо. Письма старца заключают в себе наставление в спасительном пути, утешение в скорбях и решение недоумений в самых разнообразных духовных вопросах. Можно утвердительно сказать, что одними этими письмами старец оставил по себе вечную память!
Письма и в наше время читаются с большой духовной пользой. Вот, что отвечает старец тому, кто страдает от многочисленных скорбей: «Люди большею частью желают и ищут благоденствия в сей жизни, а скорбей стараются избегать. И кажется, что это очень хорошо и приятно, но всегдашнее благоденствие и счастье человеку вредит. Он впадает в различные страсти и грехи и прогневляет Господа, а проходящие скорбную жизнь, более приближаются ко Господу и удобнее получают спасение, потому Господь отрадную жизнь назвал пространным путем: широкие врата и пространный путь вводят в пагубу и многие идут им (Мф. 7:13), а скорбную жизнь назвал: узкий путь и тесные врата ведущие в жизнь вечную, и немногие находят их (Мф. 7:14). Итак, по любви своей к нам, Господь, провидя могущую быть пользу, кто того достоин, многих сводит с пространного пути, а поставляет на узкий и прискорбный путь, чтобы терпением болезней и скорбей устроить их спасение и даровать жизнь вечную».
А вот его ответ чаду, который страдал от того, что не видел себя исправлющимся от немощей и страстей: «Вы, при недостатке ваших исправлений в добродетели, скорбя, порабощаетесь смущением и лишаетесь спокойствия, а это знак самолюбия и гордости. Вы хотите видеть себя праведным и, не достигая этого, смущаетесь; а если бы достигли, то тоже бы увлеклись в гордость,- стали бы строгим судьею других порочных и больше бы погрешили пред Богом».
Жизнь старца была также полна попечений пастырских по благоустроению монастыря. В церкви им было установлено пение киевского распева, введена должность канонарха, плавное чтение и пение на «подобны.» Сам отец Макарий, хотя и был иеромонахом, но не служил, главным образом, по своему смирению, но зато часто певал с усердием и со слезами. Особенно любил он «Чертог Твой».
20 лет провел старец в своей скромной келье, где были приемная и маленькая спальня. В спальне мебель состояла из узенькой койки, письменного стола, аккуратно покрытого стопками писем для ответа, духовными журналами и святоотеческими книгами, и креслом с подушкой. В восточном углу среди икон была особочтимая икона Владимирской Божией Матери с неугасимой лампадой и вместо аналоя деревянный треугольник для совершения правила, с Евангелием и другими книгами. Стены были увешаны видами монастырей и портретами подвижников. Все свидетельствовало о его тайных воздыханиях и о духе, отрекшемся от уделов земли. Тут старец проводил частые бессонные ночи и вставал на правило при ударе скитского колокола в 2 часа утра; часто сам будил своих келейников. Прочитывали: утренние молитвы, 12 псалмов, 1-й час, Богородичный канон с акафистом. Ирмосы пел он сам. В шесть часов ему вычитывали «часы с изобразительными» и он выпивал одну — две чашки чаю.
Затем он принимал посетителей, внимал горю людскому. Мужчин старец принимал в своей келье во всякое время дня, от раннего утра до закрытия скитских врат, женский пол — за вратами скита во внешней келье (устроенной у его ворот). Кроме того, после трапезы, отдохнув с полчаса на своей узкой, как был узок путь его жизни, кроватке, почти ежедневно (кроме крайней немощи) он ходил или изредка ездил в монастырскую гостиницу. Там, по скитской дорожке, у ворот и в гостиничных кельях ожидали его нередко целые сотни народа всех сословий, обоих полов и всех возрастов, из разных городов и селений. Кому случалось пройти со Старцем хотя однажды путь от скитских ворот до деревянной гостиницы, тот, конечно, не в силах забыть впечатлений этих минут.
Часто он сам заходил в келии к братии и всегда вовремя, оставляя после себя успокоение и веселие. Он же давал послушание: чтение святоотеческих книг, назначая это по мере духовного возраста каждого. Праздности не терпел. Завел он поэтому в скиту рукоделия: токарное, переплетное и другие. Каждый из братии знал и чувствовал, что бремя его трудов и скорбей разделяется любвеобильным и мудрым отцом, и это облегчало иноческую жизнь.
После беседы с ним люди обновлялись. Помазуя людей маслом из своей неугасимой лампады, он приносил великую пользу больным. Исцеления были немалочисленные. Особенно часто были исцеления бесноватых. Измученный, едва переводя дыхание, возвращался он с ежедневного подвига. Время приходило слушать правило. Звонили к вечерней трапезе. Иногда ее ему приносили. Но и в это время он принимал монастырскую и скитскую братию.
Тело ныло от изнеможения, а сердце от впечатлений обильно открывшегося человеческого страдания. Глаза орошались слезами… а на столе лежала кипа писем, требующих ответа. Он садился и писал. Когда тухла свеча, старец вставал на молитву. Молитва в нем не прекращалась, будь он в многолюдстве, за трапезой, в беседе или в тиши ночи. Она источала елей его смиренномудрия.
Преподобный Макарий возглавил группу ученых и литераторов (монахов и мирских лиц), которые переводили, обрабатывали и перекладывали на литературный язык писания величайших аскетов древности: Исаака Сирина, Макария Великого, Иоанна Лествичника (в основном в переводах старца Паисия Величковского). Большую помощь в этом ему оказывали духовные чада — супруги Киреевские. Под влиянием преподобного Макария возникла целая школа издателей и переводчиков духовной литературы, в которой так нуждалась православная Россия, укрепилась связь между оптинским старчеством и русской интеллигенцией. Для этого дела старец жертвовал своим кратким отдыхом. На исповедь и благословение к преподобному Макарию приезжали А. К. Толстой, И. С. Хомяков, Н. В. Гоголь, А. Н. Муравьев.
Не раз, особенно в последние годы своей жизни, старец выражал близким ученикам свою душевную скорбь о том, что не знает, куда бы и как уклониться от множества народа. Не раз, чувствуя крайнее изнеможение и упадок физических сил, решался он прекратить вовсе умножавшуюся ежегодно свою духовную переписку; но, по примеру своего учителя и, конечно, не без тайного извещения, побеждаемый силою и горячностью любви к страждущим различными душевными болезнями, видя умножение болезней общественных, а более всего, по смирению, не посмел сам сойти с креста, на который возвела его также христоподражательная любовь.
За два года до своей кончины преподобный Макарий был пострижен в великую схиму без изменения имени. До самой смерти преподобный принимал духовных чад и паломников, наставляя и благословляя их.
Время своей смерти старец предсказал. За неделю до кончины его соборовали. Уже тяжело больной, он прощался, раздавал свои вещи, наставлял. Народ стекался хоть через окно посмотреть на него. Около полуночи старец потребовал к себе духовника и после получасовой беседы с ним, попросил читать отходную. — «Слава Тебе, Царю мой и Боже мой!» — восклицал старец при чтении отходной, — «Матерь Божия помози мне!» Ночь была очень тяжелой, но и тут через пожатие рук, благословение, и взглядами — выражал он свою благодарность ухаживающим за ним. В 6 часов утра он приобщился Святых Христовых Таин в полном сознании и умилении, а через час, на 9-ой песни канона на разлучении души от тела — великий старец Макарий тихо и безболезненно отошел ко Господу в Чертог Небесный. Это было 7-го сентября 1860-го года.
Мощи преподобного Макария Оптинского находятся во Владимирском храме Оптиной Пустыни, рядом с мощами его наставника, духовного друга и сотаинника, преподобного Льва. Как и при жизни, преподобный Макарий слышит молитвы страждущих и помогает им своим молитвенным предстательством.